«Труд» побеседовал с одним из лидеров сборной Аргентины Карлосом Тевесом, два гола которого в ворота Мексики позволили команде Диего Марадоны пробиться в четвертьфинал.— Слышали, что у вас было очень трудное детство. Это действительно так?
— В детстве я старался никогда не выходить на улицу один, потому что это было крайне опасно. По ночам наш район напоминал Бейрут в самый разгар гражданской войны — крики, стрельба, вой полицейских сирен. Когда шальные пули залетали в наши окна, мы падали на пол и молились. А на следующий день я как ни в чем не бывало шел в школу или на тренировку, нередко обходя по пути тела убитых ночью людей.
— Наверняка и проблема наркомании была актуальна?
— По нашему району вечно бродили пьяные и обкуренные типы. Их жизнь вращалась вокруг спиртного или наркотиков. Многие промышляли воровством и называли это «легкими деньгами», потому что они тут же уходили на выпивку или наркотики. Эти люди просыпались утром без денег и вновь шли воровать.
Один мой друг детства выбрал такую жизнь. Больше пяти лет его уже нет на этом свете. Он стал вором и погиб от пули полицейского. Мне тоже предстояло сделать выбор: быть таким, как все, или попытаться осуществить мечту — стать футболистом. Если любишь футбол по-настоящему, приходится отдавать ему все. Это и трудно, и здорово. По-моему, это лучшее, что может произойти с человеком.
— Ваша семья жила бедно, а ведь для начинающего футболиста важно правильное питание.
— Однажды, когда уже играл за «Бока Хуниорс», я пришел домой и не увидел на столе еды. Мать с отцом громко ругались. Помню, я позвонил моему первому тренеру Рамону Маддони, который уговорил меня перейти в «Боку», и обо всем рассказал. Он пригласил меня на ужин. Поздно вечером я вернулся домой. На столе стояла тарелка с привычными яйцами и рисом. Отец где-то занял деньги, и они с мамой приготовили для меня ужин. Увидев еду, я расплакался.
— Ваш отец — строгий человек?
— Домой я всегда возвращался в 18.45 — за 15 минут до прихода отца с работы. Ему не нравилось, если меня не оказывалось дома, и я не хотел его сердить.
— А как зародилось ваше увлечение футболом?
— Когда не нужно было идти в школу, мы с друзьями с утра до вечера гоняли мяч. Кстати, своего мяча у нас не было, поэтому приходилось брать взаймы. Я играл с четырьмя щитками на ногах: два защищали лодыжки и два — икроножные мышцы. Хуже всего было с обувью. Бутсы были такими тесными, что у меня постепенно перестали расти пальцы на ногах.
Наше «поле» находилось на краю свалки. Играть приходилось в буквальном смысле слова с риском для жизни. Площадка была усеяна грязными шприцами и битым стеклом. Приходилось проявлять чудеса ловкости, чтобы не порезаться и не заболеть потом чем-нибудь вроде столбняка. Играли мы зачастую не просто так, а на кока-колу или карманные деньги. Отлично помню, как мы после победы покупали на выигранные деньги хлеб и холодное мясо и тут же, на поле, все съедали.
— Годы своего детства вспоминаете с содроганием?
— Несмотря ни на что, в Фуэрте Апач я был счастлив. Я горжусь, что это моя родина. В детстве думал, что мне придется собирать на улице отходы и продавать их. К счастью, меня спас футбол. Не знаю, какой была бы моя жизнь, если бы у меня не получилось в футболе. Я ничего другого в жизни не умею. Быть бедным очень тяжело.
Несправедливо, что одни люди богаты, а у других ничего нет. Когда вижу бездомных людей с тележками, мне становится страшно, потому что я мог бы быть на их месте. Я знаю, что такое голод, поэтому не пожелаю этого никому.
— Многие узнают вас по шрамам на шее, как и Франка Рибери. Никогда не было желания от них избавиться?
— Эти шрамы — не что иное, как ожоги третьей степени, которые я получил, случайно облившись кипятком. Тем не менее это мое тело, и я не стану менять его за все золото мира. Никогда не позволю хирургам дотронуться до моего лица. Все, что с нами происходит, происходит неспроста. Если Господь отметил меня шрамами, я ничего не должен менять. Шрамы являются свидетельством моей прежней жизни.
www.trud.ru
