Мы сидим в темном углу лобби-бара отеля. У окна, за которым наконец-то теплая средиземноморская ночь. Периодически до этого закоулка с удобными до привыкания креслами, добирается с чашечкой стандартного «туркишти» кто-нибудь из персонала или игроков «Локо». Смотрит на силуэты в темноте и удивленно хлопает глазами — Питер Одемвинги, который, по собственному признанию, несколько дней не в состоянии пересилить себя и прочитать, что пишут в газетах, дает интервью.Редкий заблудившийся гость в потаенном уголке разве что глаза не протирает, что, если честно, премного забавляет нас с Питером. Когда ситуация слишком серьезна, легкий бытовой штрих запросто может довести ее до смешной.
Моя плохая черта — откровенность
— Питер, на этом сборе у всех были очень большие нагрузки. Как себя после этого ощущаете, не человеком ли с пудовыми гирями на ногах?
— Очень устали, было трудно. В прошлом году мне можно сказать «повезло», что не участвовал в первом сборе. А сейчас прочувствовал, что такое бегать часами день за днем. Но, честно говоря, лучше пройти этот этап в команде, чем индивидуально.
— Много общалась за время сбора и с президентом клуба, и с тренерским штабом, и с администраторами — все в один голос отмечают, что команда стала теперь несколько иная по эмоциональному содержанию.
— Только вот в последние дни атмосфера изменилась, увы, из-за того, что меня часто цитируют в прессе. Мне на самом деле жаль, что так случилось, потому что с самого начала сборов всe было просто супер.
— Та черта характера, которую в вас отмечают коллеги по перу — открытость. Она вам не мешает?
— Я уже, по идее, должен был научиться не наступать на одни и те же грабли, а всe равно никак не могу взять в толк, что надо каждую фразу обдумывать. Что-то ляпнешь, а потом жалеешь сильно. Сейчас еще и тяжелая ситуация в семье, но я бы не хотел, чтобы об этом все знали и писали. Поначалу даже думал отпроситься со сбора, но понимаю, что должен быть здесь, как бы тяжело мне ни было.
— Есть позиции в общении с прессой: первая — ни в коем случае не выносить сор из избы, и вторая — обязательно делиться всеми эмоциями с общественностью, болельщиками через СМИ. Какой из вариантов ваш?
— Правильно и первое, и второе. Никогда и не задумывался над этим. Просто у меня есть, наверное, плохая черта — всегда откровенно отвечаю на все вопросы, которые интересуют людей. Итог очень неприятный, скажу честно. Но, думаю, жизнь расставит все на места. На самом деле, сейчас просто вижу, насколько шокированы ребята. Но то, что они не ожидали от меня этого… это, наверное, единственное, что можно занести в плюс. Значит, они мне все-таки доверяют и как человеку и как партнеру.
— Вы сказали: «Я лучше Вагнера».
— Это говорю не для публики, а для себя (улыбается). Ни один игрок не имеет права признаваться, что он хуже кого-то, кто выступает с ним в том же амплуа в одном чемпионате. Иначе проиграешь, даже не успев выйти на поле.
Да, на данный момент, можно поднять нашу с Вагнером статистику и вроде как видно — у него больше голов. Но ведь я чувствую свой потенциал, знаю, что могу. И думаю: а если в следующем сезоне у меня будет получаться абсолютно всe? Будут ли меня тогда осуждать за эту фразу или скажут, что я был прав?
— Питер, а ведь это тяжелое восприятие ваших слов, по сути, происходит от одного единственного корня: никто не уверен, что вы хотите играть за «Локомотив».
— Вы знаете, могу притворяться, говорить везде и всюду, что всем доволен. Но зачем? Не боюсь своего мнения, не боюсь ни тренера, ни болельщиков, ни руководства. Потому, что не вижу ни в ком из них врагов. А если говорю что-то жесткое иногда — потому, что мне небезразлично, что происходит с командой, что мы провалили сезон.
Рахимов жесткий только по телевизору
— Что касается тренерского отношения к вам — оно действительно особенно требовательное?
— С меня больше спрашивают, как мне кажется. Рахимов постоянно говорит, что не играю даже на 60 процентов возможностей. Он многого ждет от меня. А, что не получается?.. Никто в этом кроме меня не виноват. А нюансов влияющих на игру много. Обо всех и не расскажешь.
— Кстати, на этом сборе президент «Локо» Николай Наумов заметил, что Рахимов щепетильно относится к тому, что вы иногда не успеваете помогать партнерам при обороне.
— Это на самом деле тяжело делать постоянно. В прошлом году были игры, когда пробегал огромные расстояния, накручивал столько, что самому фантастикой казалось. Но это дается с огромным трудом. Марафонцу надо просто бежать и не обязательно думать, искать, пытаться забить. У меня забот больше.
— Какая основная?
— Сейчас? Забыть прошлый сезон, сделав правильные выводы. Надо всем вместе исправлять ошибки.
— Кстати, если брать игры с вашим участием, то ведь далеко не радужная картина: встанет Одемвинги с той ноги — все у него получается, а нет — как будто и нет его на поле.
— Это и есть отражение командных проблем. Вам это любой форвард скажет. На вдохновении, на вот этом «с той ноги», нападающий может выиграть один матч из четырех-пяти. Больше — значит, он гений. Стабильный результат — это командная заслуга прежде всего. А у нас в прошлом сезоне были сплошь командные спады и подъемы.
— Если смотреть на Рашида Рахимова и команду, которую он тренирует, то может показаться, что он в «Локомотиве» инородное тело какое-то: брутальный тренер, мечущийся по бровке и говорящий много неприглядного и по-европейски гламурные мягкие футболисты.
— Это впечатление со стороны. Все, кто с ним общается в команде, скажет, что он совсем не такой. Требовательный — да. Но старается наладить человеческие отношения, внимателен и добр ко всем. Это только по телевизору он жесткий.
Самое светлое воспоминание — мама на стадионе
— Какой момент из жизни Питера Одемвинги в «Локомотиве» был самым неприятным, и какой самым светлым?
— «Афинская» история — самая неприятная. Но я бы очень хотел, чтобы она, наконец, была забыта. Я сделал тогда выводы, все понял. И, наверное, никто другой, кто допустил ошибку, не хотел, чтобы она всегда за спиной маячила. Это — в прошлом. А самое хорошее, что было — это когда мама первый раз пришла на игру «Локомотива» на стадион с шарфом. Она так улыбалась и радовалась за меня! Вот это светлое. И даже не воспоминание, нет, потому что это до сих пор есть, и, надеюсь, останется со мной.
— У каждой мамы есть особые истории, которые часто рассказывает всем о маленьком солнышке. Что о вас рассказывает мама?
— Как когда мне было двенадцать лет, она пришла за меня поболеть на стадион в Набережных Челнах. А мне было обидно — всех пацанов поддерживали папы или дяди, и только меня — мамуля. И тогда я, глупый еще, который не мог все это оценить и жутко стеснялся сверстников, подбежал посреди матча к трибуне и начал плакать и кричать: «Уходи отсюда, мама! Уходи! Я не хочу, чтобы ты приходила!» Сейчас, конечно, все это смешно. Теперь рад, когда мама на трибуне. И хочу, чтобы она радовалась за меня как тогда, в детстве. А в том самом матче в Челнах, кстати, мы выиграли.
sportsdaily.ru
